Социальная сфера: образы и реальность повседневной жизни

В годы первых пятилеток в города хлынул поток людей из деревни. Городское население составило, по данным переписи 1939 г., 56 млн человек (всего население СССР составляло 170,5 млн человек). Более половины горожан проживали в крупных и средних (свыше 50 тыс. человек) городах. В составе городского населения преобладала молодежь.

Социальная структура населения постепенно стала меняться в направлении роста численности промышленных рабочих (10 млн к концу первой пятилетки против 4 млн в 1928 г.), общая численность рабочего класса к 1941 г. превысила 25 млн человек. В 1930 г. закрылись активно работавшие в годы нэпа биржи труда. Было утверждено положение о пенсиях и пособиях по социальному страхованию и по старости (до этого пособия получали только инвалиды старости — рабочие и служащие, имевшие серьезные заболевания, бывшие красноармейцы). По данным переписи 1939 г., самыми большими социальными группами в СССР были колхозники (46,2%) и рабочие (32,1%). По 2,2% составляли крестьяне-единоличники и кооперированные кустари (некооперированные кустари 0,6%). Служащие и интеллигенция объединяли 14,1% населения, выделенные в отдельную категорию руководители партийных, государственных и прочих организаций — 2,5%.

Борьба за высокие производственные результаты стала нормой повседневной жизни, «Напор», «Штурм», «Взятие рубежей» являлись лозунгами дня, «Даешь!» — ключевым призывом. В целях укрепления трудовой дисциплины директора предприятий получили широкие полномочия, в том числе право увольнять работников без согласия профсоюза. Самовольный невыход на работу грозил увольнением и судом. С декабря 1932 г. в СССР были введены общегражданские паспорта, их прописывали в органах милиции по месту жительства (в 1920-е гг. личность удостоверяли с помощью профсоюзного билета, расчетной книжки с места работы или справки домкома). Эта мера ставила заслон бесконтрольному притоку людей в город и ужесточала контроль над городским населением.

В конце 1920-х гг. в условиях нараставшей нехватки продуктов питания и товаров повседневного спроса вновь ввели распределительную систему. Те, кто работал, прикреплялись к определенным магазинам, выдававшим товары по так называемым заборным книжкам. Товары в неограниченном количестве можно было купить в появившихся в 1929 г. коммерческих магазинах, но цены здесь были в несколько раз выше государственных, по которым осуществлялось распределение по карточкам. Особую категорию составляла сеть магазинов Торгсина, поначалу снабжавшая за валюту иностранцев. Эти магазины открыли двери и для советских граждан, здесь можно было купить отсутствовавшие в обычных магазинах товары, сдав государству золото, ювелирные изделия и антикварные вещи или обменяв бумажные рубли на золотые червонцы по спецкурсу.

Для пополнения бюджета индустриализации в целях закупки за рубежом новой техники была организована беспрецедентная в мировой практике продажа за границу художественных ценностей. Еще одним источником дополнительного привлечения средств для финансирования индустриализации стали государственные займы. В 1927—1935 гг. было выпущено в общей сложности 9 займов, они обеспечили около 10% доходов бюджета в первой половине 1930-х гг. На фактически обязательную покупку облигаций у работающих в среднем уходила одна-две месячные зарплаты в год.

Механизмы мобилизационной экономики возвращали в повседневную жизнь черты аскетичного быта первых послереволюционных лет. С уходом нэпа стал меняться облик городских жителей. В условиях нехватки товаров повседневного спроса вновь возобладали темные цвета и дешевые светлые полотняные ткани. Руководящие работники копировали военизированный стиль одежды высшего партийного руководства. В моду вошел полувоенный френч (так называемая «сталинка») и сапоги. Молодежь носила полосатые футболки, брюки клеш, парусиновые туфли (кожаные могли позволить себе далеко не все, а в деревне такая обувь вообще была редкостью). Крепдешиновые (крепдешин вид шелковой ткани) платья были самым желанным предметом женского гардероба, у мужчин признаком социального статуса стал бостоновый (бостон плотная шерстяная ткань) костюм.

В быту появились новые слова, отвечавшие реалиям тогдашней жизни, — «очаг» (детский сад), гопник (хулиган), лишенец (лишенный избирательных прав), стахановец, шамать, жироприказ (квитанция на уплату за квартиру), управдом, блат, заборная книжка. Но быт городов еще сохранял и привычные с дореволюционных времен патриархальные черты. По дворам ходили старьевщики (покупали и продавали старые вещи), точильщики (точили ножи, ножницы), разносчицы молока. Из деревни выписывали помощниц по хозяйству; в большинстве семей работали все. Привычной практикой в семьях управленцев и служащих было приглашение няни для присмотра за маленькими детьми. Нередко все члены семьи жили в одной комнате. Значимой фигурой городского быта был всезнающий дворник. Дворы городских окраин оставались местом повседневного общения.

Жизнь большинства людей поневоле проходила на работе, в коммунальной квартире или в общежитии, в клубе на занятиях кружков и секций. Придавать значение быту у молодежи считалось «мещанством», главное место в жизни отводилось труду. Люди «пропадали» на работе, трудились вне графика. Человек вписывал свои трудовые усилия в общий порыв, он нес ответственность перед товарищами за свои дела и помыслы, а коллектив обязан был перевоспитывать «оступившегося» или «несознательного». Массированное давление государства диктовало жесткую модель поведения советского человека. Жертвенность и энтузиазм переплетались со страхом перед системой поощрений и наказаний, пронизывавшей все сферы жизни.