Интеллигенция и власть

В 1934 г. в Москве состоялся Первый съезд писателей. На нем был создан Союз писателей СССР, первым председателем которого стал М. Горький. Этот съезд явился вехой в организации взаимодействия творческой интеллигенции и власти. С того времени началось оформление объединений архитекторов, художников, музыкантов, театральных деятелей, кинематографистов. Членство в таких союзах давало возможность профессионально заниматься творческой деятельностью, получать государственную поддержку и доступ к системе социальных льгот (мастерских и дач, домов творчества и санаториев и пр.), распределение которых было передано в ведение этих организаций. Всем работникам культуры предписывалось следовать определенным государством установкам и руководствоваться в своем творчестве идейными подходами, отвечавшими политическому курсу правящей партии. Считалось, что все произведения должны были создаваться в рамках метода социалистического реализма. Приоритет отдавался идейному содержанию произведений, они Должны были быть «понятными» по форме, «конкретными» по содержанию, оптимистичными по настрою и нести воспитательный заряд.

Для власти необходимо было не только озвучить нужные ей идеи в художественной форме, но и опереться на признанные авторитеты. После того как И.В. Сталин назвал В.В. Маяковского «лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи», за ним закрепилось место «первого поэта в рабочем строю». Горький считался «великим пролетарским писателем». Широко, хотя и избирательно, популяризировалось творчество А.С. Пушкина и Л.Н. Толстого. В 1937 г. страна с огромным размахом отметила 100-летие со дня гибели Пушкина. Творчество Толстого в соответствии с формулировкой В.И. Ленина стало рассматриваться как «зеркало русской революции». В музыке главными авторитетами являлись П.И. Чайковский и М.Н. Глинка, в живописи образцом считалось творчество передвижников.

Утверждение единообразия в сфере художественного творчества стимулировало целенаправленную борьбу с «отклонениями». Она развернулась в рамках дискуссий о «формализме» в литературе, музыке, архитектуре, театре и кино. В начале 1936 г. в «Правде» одна за другой выходят статьи «Сумбур вместо музыки», «Балетная фальшь», «Какофония в архитектуре», «О художниках-пачкунах». Оперу Д.Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», поставленную в Большом театре, обвинили в «грубом натурализме», «мелодийном убожестве» и аполитичности, а его балет на сюжеты из колхозной жизни «Светлый ручей» в «бесхарактерности» и «равнодушном отношении композитора к теме». Нападки аналогичной тональности обрушились на иллюстраторов детской книги ленинградских художников В.В. Лебедева, В.М. Конашевича, Н.А. Тырсу и др. Им инкриминировалось непонимание воспитательных задач детской литературы. Бывшие архитекторы-конструктивисты лишились возможности не только проектировать, но и преподавать (К.С. Мельников со второй половины 1930-х гг. не построил ничего). Летом 1936 г. был закрыт ряд московских театров, их коллективы были распущены. В январе 1938 г. после разгромной критики ликвидировали театр В.Э. Мейерхольда, строившееся для него здание переоборудовали под концертный зал. В печати развернулась кампания против «мейерхольдовщи-ны» и «непонятного театра», закончившаяся арестом и гибелью режиссера. В подобных условиях среди самих творческих деятелей развернулась кампания критики, «самокритики», взаимных обвинений. Неучастие в спланированных властью акциях выступлениях на собраниях и в печати, подписях под обвинительными письмами нередко требовало большого гражданского мужества.

Некоторые писатели переживали в эти годы настоящий творческий кризис. Так, Б.Л. Пастернак после поездки в составе делегации по Сибири и увиденных там голода и нищеты не мог ничего писать и в течение нескольких лет занимался в основном переводами.

Духовное сопротивление попранию свободы человека и творческой свободы принимало разные формы. Многое из созданного в 1930-е гг. было обнародовано лишь через несколько десятилетий. В 1938 г. М.А. Булгаков закончил роман «Мастер и Маргарита», который далеко отходил от канонов социалистического реализма. В книге нарисована картина нравов и быта Москвы 1920-х гг., которая мало соотносится с официальными представлениями о «новом человеке». Трагическое, усиленное приемами гротеска видение коммунистической утопии отличает произведения А.П. Платонова («Чевенгур», «Котлован»). Свидетельства о драме, смятении, мучительных раздумьях творческой интеллигенции можно найти в сохранившихся писательских дневниках. Такие уникальные документы эпохи оставили К.И. Чуковский, М.М. Пришвин, М.А. Булгаков и др.

О трагической причастности художника к судьбам страны пишет А.А. Ахматова в эпиграфе к поэме «Реквием»:

Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл, -Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был.

Личное горе поэтессы       тюремное заключение сына — сливается с горем тысяч и тысяч испытавших те же страшные страдания людей.